Трехглавый орел - Страница 44

– Я была бы весьма обязана вам, господа, если бы вы оказали мне еще одну услугу. – Девушка потупила глазки. – Если, конечно, это возможно.

– О, все, что в наших силах! – растекался в любезностях Колонтарев.

– Мне нужно попасть к мужу. Граф Алексей Орлов несметно богат. Поверьте, он сумеет наградить вас по-царски.

– При всем нашем желании, сударыня, мы никак не можем вам помочь. – Лицо резидента приняло выражение безмерной печали.

– Но почему? – Теперь в глазах освобожденной стояли слезы.

– Сегодня граф Алексей Орлов бежал в неизвестном направлении.

– Бежал?! – ошарашенно повторила наша собеседница. – Но отчего, что произошло?

– Попытка переворота, сударыня. Ваш муж злоумышлял против императрицы.

– Он хотел свергнуть Екатерину, – завороженно произнесла Орлова, – значит, он не забыл, он еще любит меня! Я должна немедленно ехать к нему.

– Но куда? Никто не знает, где он находится, – прервал наступательный порыв нашего трофея мой коллега.

– Ax да! – Она вздохнула и провела рукой по лбу.

– Вальдар, у тебя есть некий шанс, что называется, на первый случай. Я тут прикинул, поскольку бегство Орлова и похищение его супруги произошли с разрывом всего в несколько часов, организацию побега, рупь за сто, повесят на него. Ты пока вне подозрений. Надеюсь, никто из стражей не разглядел тебя в лицо?

Я старательно восстановил сцену похищения: двое драгун направлялись к лесу; еще двое плюс возница возились с другой стороны; офицер едва ли успел разглядеть меня, да и, думаю, после моего удара он не скоро сможет связно мыслить.

– Полагаю, нет. Тем более я обращался к офицеру по-русски, а официально я этим языком не владею.

– Тогда, вероятно, сейчас твою добычу следует спрятать в Петербурге, там ее искать менее всего будут. Волна схлынет, что-нибудь придумаем.

– Ладно, – он махнул рукой, – обсыхайте, а я пойду распоряжусь подыскать вам новые платья. Да велю разбудить твоего Редферна. А вам, сударыня, с дороги не мешало бы согреться изнутри и перекусить.

Я уже начал дремать, удобно расположившись у камина, чувствуя, как по всему телу расползается дурманящее тепло. Веки становились все тяжелее, и звуки, раздававшиеся в гостиной, уже воспринимались составной частью сна, когда сквозь разноцветную пелену, окутывающую мозг, внезапно пробился голос Редферна. Я бы, может, также принял его за сонную иллюзию, но, во-первых, голос камердинера казался донельзя удивленным, а во-вторых, разговаривал он явно по-русски:

– Милость Господня, святые угодники! Не сплю ли я? Панночка Лизавета Кирилловна, точно ли вы это?

Глаза мои распахнулись сами собой. Питер Редферн стоял на коленях перед графиней Орловой, в каком-то детском восторге сжимая руки перед грудью.

– Да-а, да, – неуверенно произнесла она по-русски, звучавшем в ее устах еще более непривычно, чем французский. – Эт-то мое имя. Но кто вы йесть, не помнью? Я знаю вас?

– Да где ж вы меня упомните, Лизавета Кирилловна! Я ж вас еще вот таким вот дитятей знавал. Вам, почитай, годов-то и пяти не было. Я у дяди вашего, Ефима Федоровича, в гайдуках служил. А я вас сразу признал. Глаза-то ваши забыть невозможно, они ж у вас что море, то ясные голубые, а как сердиться изволите – серые, точно шторм. Господи, Лизавета Кирилловна, радость-то какая! – Он всплеснул руками, выражая крайнюю степень восторга.

– Василий, – вызвал я нашего кавалергарда. – Ты знаешь, тут выходит странная вещь. Получается, мадам Орлова не то чтоб сильно самозванка.

– То есть?.. – непонимающе откликнулся Колонтарев.

– Мой камердинер величает нашу «узницу замка Иф» Елизаветой Кирилловной и, похоже, всерьез считает ее дочерью Разумовского.

– А ему-то почем знать?

– Лет двадцать тому назад он служил и у самого Разумовского, и у его шурина, или как тут у вас называется муж сестры.

– Охренеть! Ну что ж, свидетельство весьма ценно для историков, но в нашем случае оно ровным счетом ничего не меняет. В нашем восемнадцатом веке законное право на престол само по себе значит не слишком много. Слабо верится, что Екатерина, выслушав твоего камердинера, тут же бросится передавать госпоже Орловой бразды правления. Но в донесении об этом факте я обязательно упомяну.

– А сейчас, друзья мои, пора отправляться в дорогу, – произнес гостеприимный хозяин, входя в комнату. – Карета готова, дождь почти утих, переодевайтесь и в путь. Да храни вас бог, – добавил он уже значительно менее мажорно.

До Петербурга мы добрались без приключений. Правда, у самой заставы пришлось спрятать беглянку в объемистый ящик под сиденьем, после чего я хлебнул изрядный глоток из прихваченной в имении бутылки рома и старательно изобразил из себя в дым пьяного офицера. Когда часовой попытался заглянуть вовнутрь кареты, я приоткрыл глаза и, воздев вверх правую руку, патетически изрек на высоком языке Шекспира:

– Солдаты, Отечество ждет от вас подвига! Я верю, что каждый из вас честно выполнит свой долг!

Мой английский был недоступен караульному, и он явно не смог оценить возвышенности произнесенной фразы. А потому лишь недоуменно смерил меня взглядом и кинул кратко:

– Проезжайте!

И мы проехали.

В окнах особняка у Измайловского моста ярко горел свет. Я поморщился. Признаться, у меня была надежда отложить объяснение с герцогиней Кингстон до утра, но, судя по всему, этот вариант не проходил. Заслышав стук в калитку, сторож отворил ее так быстро, будто все это время ожидал нашего появления.