Я нахмурился. Похоже, мысли моего собеседника уже приобрели четкую направленность, и это была направленность в койку на ближайшем постоялом дворе.
– И все же, поручик, повторяю вам еще раз, я не желаю вас видеть рядом с этой женщиной. Я не желаю, чтобы вы разговаривали с ней, и уж тем более не желаю, чтобы вы пытались совратить ее. Можете воспринимать это как приказ. Если же вас что-то не удовлетворяет, я готов дать вам сатисфакцию в первый же день после выполнения данного мне поручения.
Признаться, я не надеялся, что поручик тут же примется неукоснительно выполнять приказ, как и не надеялся запугать его возможной дуэлью. Передо мной был человек явно не той породы, которую вообще можно было чем-то запугать, но что еще я мог сделать?
Оставив Ржевского под наблюдением толмача, я пересел из седла в походный возок, в котором ехала Елизавета Кирилловна.
– Сударыня, насколько я понимаю, вы собираетесь погубить и меня, и себя. Зачем вы флиртуете с поручиком? Вы хотите, чтобы он понял, что вы такая же кухарка, как я министр финансов? Не забывайте о своем положении.
– Вы странный человек, господин премьер-майор. Сначала я сочла вас своим другом, коль скоро вы помогли мне освободиться из рук палачей узурпаторши, но вышло иначе. Вы сами взяли меня в плен и теперь содержите как пленницу. Вы говорите, что мой супруг бежал, и тут же обещаете доставить меня к нему. Почему я должна вам верить? Быть может, это какая-то дьявольская уловка Екатерины? Она мастерица на всякие коварства. А вы, насколько я успела понять, ее величества флигель-адъютант, – произнесла она тоном, которым в лондонских кабаках окликают гулящих женщин. – Быть может, вам поручено было изобразить похищение, чтобы не дать истинным друзьям помочь мне.
– Каким еще друзьям? – досадливо бросил я.
– Неужели вы думаете, что у родной внучки императора Петра в этой стране не найдется верных людей, готовых рисковать своей жизнью ради ее свободы?
Я пожал плечами:
– Пока что всем этим рискую я.
– Я вам не верю, – надменно произнесла «пленница». – И потому оставляю за собой право выбирать себе друзей.
– О Господи! – вздохнул я. – Вот уж воистину, ни одно благодеяние не остается безнаказанным. Сударыня, что бы я ни сказал, вы все равно не желаете меня слушать. Если вы не верите, что я вам не враг, – воля ваша. Доказывать что-либо я не намерен. Скажу вам лишь одно: если замечу, что вы пытаетесь обольстить поручика или еще кого-нибудь из конвойной команды, – в ближайшем городе сменю весь конвой, и впредь буду делать то же самое в каждом гарнизоне, пока мы не доберемся до места. – Я собирался еще что-то сказать, но в этот момент включилась связь.
– Говори, хохол, с чем на этот раз пожаловал.
– Ваше величество, известный граф Калиостро, маг и целитель, третьего дня прибывший в Санкт-Петербург, просит назначить ему день аудиенции.
– Что надобно мошеннику?
– Cue мне неведомо. Но в своем прошении он пишет, будто обладает великими секретами, кои для вашего величества большой интерес иметь могут.
– Что еще за секреты?
– О том лишь Калиостро ведомо. Но вот что хочу сказать: вчера на Вторую Адмиралтейскую из особняка герцогини Кингстон сволокли трех грабителей, коих ваш флигель-адъютант Камдил словил в покоях означенного графа. Так через два часа туда пожаловал человек от генерал-поручика Потемкина и всех троих с собой у вез. Вот я и думаю, не те ли самые секреты любезный Григорий Александрович в дому у Калиостро искал.
– Секреты, секреты... Своих секретов, что ли, не хватает! Чего Камдила-то к Калиостро понесло?
– Так графов флигель рядом стоит. Они оба в особняке герцогини Кингстон проживают.
– Вот оно что. Но Камдил-то вестимо. Как я слыхала, у него с герцогиней амуры. А Калиостро чего там поселился?
– Так ведь, с позволения вашего величества, он же ж того... ее светлость вновь в девицу превращал. Она ж с вашим величеством одного года...
– Молчи, дурак! – послышался обиженный окрик Екатерины. Это был окрик возмущенной женщины и уж никак не великой государыни. Да и кому приятно сознавать, что одногодка твоя выглядит юной девушкой, когда ты уже не в силах прятать морщины у глаз и отвисающие щеки.
– Прошу прощения, ваше величество, я не хотел...
– А правду ли рассказывают, будто бы Григорий Потемкин на супругу графа глаз положил?
На канале воцарилась гробовая тишина.
– Ну, что молчишь? Язык проглотил? – возмущенно прикрикнула императрица.
– Говорят люди, – с неохотой произнес Безбородко, – да мало ли, что говорят.
– А что они говорят?
– Мол, у Елагина весь вечер он от нее не отходил, а давеча графа с супругой к себе приглашал, как раз в то время, когда воры у того дом шуровали.
– Вот оно как. У Елагина вечер, кажись, позавчера был? Это когда у Потемкина так голова болела, что он из Царского уехал? Экий прохвост! Вот что велю: в аудиенции отказать, Калиостро из Петербурга выслать вместе с супругой. Коли хочет в России быть, пусть в Москву отправляется, тамошних дураков морочить. А как он есть великий магистр масонский, Шувалову скажи, чтоб присмотр за ним учинил, и коли что за ним сыщется, – в острог его немедля.
– Слушаюсь, ваше величество.
– Далее докладывай. Об Орловых что? О самозванке?
Безбородко шумно вздохнул.
– Орловых, ваше величество, покуда не сыскали, но заставы на всех дорогах стоят. Все порты, все границы перекрыты. Да вот слух тут один есть...
– Что за слух?
– В народе говорят, будто Орловы покойного супруга вашего и не убивали вовсе, а, наоборот, бежать ему помогли. Вот я и думаю, коли так, то, видать, Орловы и впрямь к мятежнику подались.