Трехглавый орел - Страница 118

118

– Брандеры, – с болью в голосе прошептал я. Придя в себя от первоначального оцепенения, транспорты начали отплевываться из своих чахлых пушчонок, умудряясь порой поджечь ту или иную посудину. Но вот еще один транспорт вспыхнул словно спичка, за ним еще один и еще. Море наполнилось людьми, прыгавшими с бортов, ища спасения от огня в волнах. Между людских голов виднелись морды лошадей, вырвавшихся из стойл, но это была лишь иллюзия спасения. То тут, то там водную гладь рассекали акульи плавники, предвещая скорую гибель в океане бегущим из пламени пожара.

Я едва не задыхался от ужаса, наблюдая, как, маневрируя, идут по головам обреченных оставшиеся на плаву транспорты. Я видел, как выстроившиеся тремя шеренгами у бортов казаки буквально сносят огнем своих ружей экипажи с открытых палуб брандеров, тут же передавая разряженное оружие в заднюю шеренгу и подхватывая уже заряженное, чтобы произвести новый залп. Я видел, как сталкивались потерявшие управление брандеры, как вышедший на боевую позицию фрегат «Беспокойный» буквально в щепки разносит юркий каперский люгер, уже лишившийся одной из мачт. Надо всем этим кружилась, не оседая, копоть, горящие снасти вылетали будто сами собой из черных клубов дыма, падая на соседние корабли, и испуганные людской кровожадностью чайки пытались подняться как можно выше, как можно дальше от происходящего в безоблачное синее небо.

– Эй, флигель! Под ноги смотри! – окликнул меня Пугачев. – О чем размечтался?

Яркая полосатая змеюка фута в два выскользнула у меня из-под сапога и, извиваясь, метнулась в джунгли. Мы прорубались сквозь чащобу вот уже битый час, но мне казалось, что мы все еще едва отошли от берега. Наш отряд, как фреза, врезался в первозданную сельву, устилая путь останками срубленных растений, но чащоба, казалось, смыкалась за нашими спинами, будто и не замечая нанесенного урона. Под ногами что-то чавкало, вокруг жужжало и жалило, мы все уже выбились из сил, задыхаясь от душного сладковато-пряного воздуха, стоявшего буквально стеной.

– Посмотрите, – внезапно произнес Ржевский, указывая на лиану, заковыристым сучком прикрепленную к стволу дерева, – я готов поклясться, что это дело рук человека.

– Вы правы, поручик, – мягко, словно экскурсовод, одобряющий познания туриста, произнес Калиостро. – Нет, несомненно, это дело рук человека. Сучок не отломлен, а срублен. Хотя и не металлическим орудием. Посмотрите на след сруба: топор не разрезал, а как бы разрывал волокна.

– Ну и что нам с того? – пробурчал «государь», явно нуждающийся в очередной дозе горячительного.

– Мы находимся возле тропы, по которой ходят местные аборигены, – пояснил граф. – Вы позволите? – Он чуть подвинул Ржевского и приложил ладонь к лиане. – Да, безусловно. Тропа вон там. – Калиостро показал рукой направление чуть правее нашего первоначального.

– Ну и что же? – хмыкнул я. – Она приведет нас в поселок людоедов. Не думаю, чтоб там нас ждали с распростертыми объятиями. Во всяком случае, их радость по поводу появления гостей будет весьма своеобразной.

– Это они вам сами сказали? – насмешливо посмотрел на меня Калиостро.

– А что тут говорить? – поддержал меня Ржевский. – В кои-то веки обед сам придет.

– Пустое, – отмахнулся великий магистр, – мало ли что наговорят на людей. Государь, – он повернулся к Пугачеву, – в полумиле отсюда находится довольно благоустроенный поселок, где местные жители вполне радушно смогут нас принять.

– Ты че мелешь, лекарь?! – непонимающе буркнул атаман. – Они же людей жрут!

– Нет смысла спорить о разности культурных традиций, – вздохнул Калиостро. – Но я вам гарантирую, что нас они не тронут.

– А коли таки слопать захотят?

– Что ж, тогда пусть первым буду я.

– А одного-то, поди, на всех не хватит, – вздохнул Ржевский.

Внезапно джунгли вокруг нас огласились каким-то шипением, клацаньем и щелканьем, и из-за деревьев, подобно сказочным то ли гномам, то ли эльфам, стали появляться раскрашенные смуглокожие крепыши с копьями, дубинами и луками в руках. С эльфами их роднила безбородость, а с гномами – квадратное телосложение и внешняя угрюмость.

– А вот и проводники прибыли, – усмехнулся Ржевский, вскидывая пистолеты. – Боялись, что граф дорогу не найдет.

Наша коробка сомкнула строй, готовясь к обороне. Однако дистанция, разделявшая нас и количество собравшихся едоков, оставляла разве что шанс превратиться в корм для туземцев после хорошей драки. Что ж, и на том спасибо.Уж очень не хотелось-дожидаться в каком-нибудь грязном загоне, времени очередного ужина. Но, похоже, удивленные нашим появлением дикари все еще вд решались нападать. Один из них, покрытый какими-то насечками и татуировками с ног до головы, подобно японскому якудзе, вышел вперед и угрожающе зашипел на разные лады, застрекотал, да и вообще начал издавать такие звуки, которым и названия-то в обыденной жизни не было. Я почувствовал, как раскаляется от перегрева система «Мастерлинг», пытаясь перевести в словесную форму знаковую речь аборигенов. «Большая рыба... мужчина... мужчина... мужчина... мужчина... не человек... ходить...» Пока я пытался понять, что говорит неизвестный оратор, Калиостро вышел вперед, раздвинув шеренгу матросов, и что-то зашипел в ответ местному говоруну. Но как-то беззлобно, по-доброму. Они вновь обменялись шипением и присвистами, затем Калиостро вытянул вперед руку ладонью вверх, и тут началось такое!..

Я едва не поседел от пережитого кошмара. Джунгли зашипели. Но это не были звуки слышанной нами дотоле речи аборигенов, это было самое что ни на есть настоящее змеиное шипение. А вслед за этим сверху, снизу, с боков, откуда-то из-под земли, с веток деревьев, лиан, из-под корней поползли змеи. Змеи разной длины и окраски, большие и малые, ядовитые и питоны в неисчислимом количестве. Мы все замерли, как кролики на съезде удавов, но гады ползучие, похоже, попросту не замечали людей. Они окружили нас кольцом и устроили какую-то дикую вакханалию, какую-то бесовскую пляску, свиваясь и развиваясь, переплетаясь друг с другом и повисая на ветвях, наподобие праздничной гирлянды. Только огромный, более чем трехъярдовый бушмейстер, копьеголовый, как все бушмейстеры, с россыпью темных пятен по светло-коричневой с розовым отливом чешуе, обвился вокруг ног Калиостро, мягко, будто лаская, поднялся по его телу на плечи и замер в блаженном покое, положив голову на ладонь Калиостро.

118